Руслан Джаб
А я ведь помню, что такое нищета. Я помню, что такое “все плохо”. Я родился в восьмидесятые, вырос в девяностые и повзрослел в начале двухтысячных. Я до сих пор помню вкус первого в моей жизни “Сникерса” – отец тогда разрезал его ножом на части – торжественно, как торт, чтобы всем хватило. Я помню вафельный торт со сгущенкой – роскошь, которой ознаменовывались праздники, и вафельный эрзац-торт с вареньем – кулинарное извращение для случаев, когда сгущенка считалась чрезмерным деликатесом. Я помню вкус котлет из соевого фарша с добавлением рубленых куриных шкурок и помню ожидание автобуса на остановках по часу, зимой – не как исключение, а как норму.
Очереди за хлебом – не за социальным, как сейчас, а за хлебом вообще. Веерные отключение света и мрачное средневековье городских улиц после наступления сумерек. Безработицу и долги по зарплате – об этом я тогда знал лишь смутно, но все же. Я помню, каким эпохальным моментом ощущалось появление возможности более-менее регулярного приобретения мяса – курятины из старого грузового ЗИЛа на грязном, шумном базаре. Я помню, каким важным событием была покупка нового магнитофона, и чем-то вообще запредельно торжественным – покупка нового телевизора и холодильника. Помню прорыв – первые городские маршрутки, кривые Газели с высотой потолка в полтора метра. И это еще был Киев, столица. И это еще не было войны.
Да, я помню что такое нищета. Поэтому меня очень сильно раздражает, когда о нищете и голоде говорят люди, сидящие в аккуратных офисах с кондиционерами, кулерами, и кофе-машинами, во все еще грязных и постсоветских, но функционирующих и эволюционирующих городах, в воюющей, но все еще живой и пусть медленно, но идущей вперед стране. В стране которая прошла очень тяжелый и долгий путь за последние десятилетия и невероятно трудный – в последние годы.
Люди, оформившие субсидии для того, чтобы не учиться экономить горячую воду и электроэнергию, но покупающие новые гаджеты для игр и вальяжно планирующие летний отпуск (да, я помню времена, когда поездка в село на картошку была исключительно безальтернативным вариантом проведения семейного досуга), регулярно покупающие билеты в театр, кино и на концерты, рассказывают мне о тарифах, нищете и голоде.
Оглянитесь вокруг. Вспомните о том, где мы были и подумайте над тем, где мы есть сейчас.
У нас все плохо? Да, пожалуй у нас все плохо. Мы все еще ближе к началу нашего пути, чем к его завершению. За это время мы могли бы пройти дальше, но не прошли – так о чем теперь говорить и кого винить? Только себя – наша дорога, наши ноги. Многое нам еще нужно доделать, и очень многое – начать делать. О многом из того, что нам предстоит мы еще даже не догадываемся. Нам тяжело, и нам еще долго будет тяжело. Экономика не взлетит экспоненциально, война не закончится – просто так, сами собой, только потому что мы хорошие, работящие и поем красивые песни. Впереди много пота, крови и тяжелого труда.
Да, не все из нас увидят результат приложения сегодняшних усилий и почувствуют на себе положительный эффект от процессов, за которые мы платим нынешними лишениями.
Есть ли у нас альтернатива? Наша альтернатива – проиграть. Нет, даже в таком случае не будет лучше – будет только проще. Некоторые бы и рады, конечно, но меня такой вариант не устраивает.
Что остается? Бороться, работать, думать, становиться лучше, учиться ответственности и не ныть о нищете – для начала, думаю, такого плана будет достаточно.
